Александр Щелоков - Переворот [сборник]

Томиться в одиночестве Дружкову пришлось недолго. В кабинет, спокойно миновав дежурного офицера, легким и в то же время решительным шагом вошла женщина. Дорогое зеленое платье облегало фигуру, подчеркивая ее достоинства — узкую талию, высокую грудь, округлые, слегка покачивающиеся бедра. Она протянула генералу руку, и в свете настольной лампы блеснул крупный изумруд на ее перстне.

— Что за номер? — спросил Дружков. — Почему ты здесь?

— Иван Афанасьевич, чтобы разговор пошел проще, сообщу: у вас, — она нажала на это слово, придавая ему особый смысл, — у вас погас свет…

Страшная догадка поразила Дружкова настолько, что пересохло горло. Он взял со стола бутылку кока-колы, сдернул пробку, налил стакан и выпил. Посмотрел на гостью.

— Тебе налить, Маргаритка?

— Милый шеф, кока-кола прекрасна, но я пришла сюда не пить. Мне придется испортить вам настроение.

Дружков деланно засмеялся.

— Ты его уже испортила.

— Не спешите, это только начало.

— Ты дерзишь, Маргаритка.

— Оставьте этот тон, генерал. Я сюда пришла не как Маргаритка. Мне поручено представлять генерала Щукина, изложить его предложения.

— Звучит как угроза. Только учти, пока что хозяин здесь я.

— Вы правильно сказали, Иван Афанасьевич — здесь. Но не там, — она указала за окно. — В игре, которую вы вели, было две ставки — пан или пропал. Паном вы уже не станете.

— Ты сдала меня Щукину?

— Иван Афанасьевич, дорогой мой шеф. Еще недавно вы хотели, чтобы я сдала вам Щукина. После истории с Буртиком стало ясно, что мне уготовано попасть под колеса грузовика. Или я должна была утонуть в ванне?

— Вера Николаевна, как вы могли такое подумать?!

— Почему подумать? Этим неизбежно должна была закончиться моя миссия.

Тугие желваки заходили по щекам Дружкова. Лицо нітилось нездоровой краснотой. Он машинально положил руку на затылок и помассировал его.

— Когда это пришло тебе в голову?

— К счастью, не сегодня. И я сразу сделала ставку на Щукина. За то время, что мы были рядом, я сделала его настоящим политиком. Без комплексов и иллюзий. Кем он был, когда принял элитную дивизию? Генералом. Честным служакой. Верным присяге и долгу. Я объяснила ему, что и присяга и долг в годы смуты — понятия зыбкие. Скажите, был ли верен присяге и долгу господин Горбачев? Были ли верны своим обязательствам президенты Ельцин и Елкин? Сколько раз они лгали народу только потому, что так им было выгодно. Посмотрите на других политиков. Все они готовы в любой момент подскочить, перевернуться в воздухе и стать лицом уже в другую сторону.

— Никогда не прыгал, не переворачивался, ты это знаешь, — обиделся Дружков. — Может, и ошибался, но служил Бизону без лицемерия. Для меня он был воплощением государства.

— Генерал Щукин это ваше качество ценит, Иван Афанасьевич. Потому предлагает вам стать министром внутренних дел.

— И даст мне танки, чтобы успокоить народ?

— Никаких танков, Иван Афанасьевич!

— А если люди выйдут на улицы?

— Это замечательно! Они будут поддерживать генерала Щукина.

— Откуда такая уверенность?

— Утром будет широко объявлена программа генерала: снижение налогов на прибыль производителей, решительное сокращение числа чиновников, улучшение материального положения военнослужащих…

— Вы считаете, пресса опубликует это и будет дудеть с вами в одну дуду?

— Не считаю. Поэтому Министерство внутренних дел к утру закроет все, что может печатать, истошно кричать с экранов, картаво вещать по радио.

— Кем Щукин объявляет себя?

— Только временным председателем комитета национального спасения.

— Временное в России всегда самое постоянное.

— Нет. Свободные выборы пройдут через два месяца.

— Щукин уверен, что ему хватит этого срока, чтобы при встрече с ним люди кричали «ура!»?

— Да, вполне. За это время народ узнает, кто и как превратил приватизацию общественного достояния в форму легального воровства. Узнает, кто сколько награбил.

— Это все?

— За два месяца будут расстреляны все рецидивисты, имеющие более трех судимостей. Старые приговоры для них отменяются. Мы разоружим все незаконные вооруженные группы и отряды частной охраны. С бандитами борьбы не будет. Они просто подлежат уничтожению. Для этого в каждую спецгруппу будет включаться судья…

— Все это хорошо, но есть немало влиятельных лиц, которые станут центрами рритяжения недовольных. Генерал это учитывал?

— Конечно. Поэтому он предлагает собрать недовольных вместе, пока они не собрались сами.

— М-да, — задумчиво произнес Дружков и поскреб подбородок.

— Что вас смущает?

— Куда девать столько народу?

— Милый Иван Афанасьевич! Мировой опыт… Один стадион вмещает до ста тысяч людей. У вас их два — Лужники и «Динамо». Вы при всем старании их не заполните.

— Я могу просить о назначении Крымова моим заместителем?

— Это заложено в указ.

— Кто примет службу охраны?

— Генерал-лейтенант Кесарев.

— Вот как! — воскликнул Дружков, делая неожиданное открытие. — Сразу из полковников!..

— Помилуй Бог, Иван Афанасьевич! А сами-то из майоров в полковники, это как?

Дружков предпочел оставить разговоры о чинах и звездах. Спросил:

— Что с Бизоном? Он сам или?..

— Я думаю, это установят врачи. Нам-то с вами зачем в это лезть?

Дружков нажал клавишу внутреннего переговорника.

— Дежурный? Крымова ко мне. Срочно!

— Начните с подготовки стадионов, Иван Афанасьевич, — предложила его собеседница. — Щукин принял меры, и первая клиентура начнет поступать к вам через два часа.

Дружков взглянул на часы.

— Успеем.

Маргаритка открыла сумочку и вынула пачку листов, скрепленных металлической скрепкой.

— Это списки тех, кого вам придется собирать по городу своими силами…

Дружков мельком взглянул на первую страницу. Сразу заметил две знакомые фамилии: Гурвич, депутат Государственной Думы, и Васинский, президент «Ростбанка».

Усмехнувшись, спросил:

— Если я внесу в список пару фамилий?

— Чьи?

— Допустим, Пилатова.

— Его фамилия в списках уже есть. Они готовились не впопыхах.

— Круто, — Дружков не скрыл удивления.

— Ваша школа, генерал-полковник, — усмехнулась и Самохвалова.

Спала Москва. Близилось утро на Урале. Проснулся Дальний Восток. Вечное вращение неудержимо гнало землю навстречу восходу. По стране от Камчатки и Приморья на запад шел свет нового дня. И никто, кроме ограниченного круга лиц, не знал, каким он будет. В этом отличие мирских дел от круговорота природы. Просыпаясь, мы знаем: день наступил. А вот каким он будет, знать никому не дано.

Два старательных дворника Саид и Муса Билялетдиновы, шваркая старыми метлами по асфальту, подметали тротуар.

Из Боровицких ворот Кремля на огромной скорости вырвались и пронеслись мимо них несколько черных машин.

Озаряя сумерки сполохами красных мигалок, они рванулись на спящие проспекты Москвы.

Дворники на минуту перестали мести. Проводили взглядом машины.

— Опять ба-альшую жо-о-опу повезли, — сказал Саид, вздохнув.

— Куда, как думаешь? — спросил Муса.

— На нашу голову, брат, куда еще, — ответил Саид и яростнее, чем прежде, заскребыхал метлой.

На востоке вставало солнце. Страна-мученица вступала на новую стезю, ведущую к очередному светлому будущему.

Вперед, навстречу солнцу, друзья!

Эдик заступил на пост в два часа ночи. Некоторое время ходил и поглядывалпо сторонам спокойно и бодро. Потом вдруг что-то сорвалось, надломилось в нем. Ватная мягкость потекла в ноги, наполнила их слабостью. Отяжелели веки. Густая липкая муть стала затягивать сознание непрозрачной пленкой. Пение цикад, истошно верещавших в чахлых кустиках полыни, медленно тупело, глохло, уплывало куда-то вдаль, и Эдик временами переставал его слышать вообще.

Спроси его в тот момент: «Спишь?» — он бы ответил: «Нет», но слышать мир переставал, это точно.

Борясь со сном, Эдик стал массировать шею, до боли разминая загривок. Это хваленое средство борьбы с дремотой на него не подействовало.

Эдик устал растирать шею и бросил бесполезное занятие.

Прошло некоторое время, и звон цикад снова стал уплывать, меркнуть. Сон, сладкий, медовый, втянул в блаженные объятия, утопил, убаюкал в дреме…

Эдик пришел в себя так неожиданно, что поначалу не понял, что случилось. Лишь мгновение спустя догадался — в тишину ночи ворвались звуки стрельбы. Он резко обернулся и увидел внизу за склоном росчерки автоматных трасс. В памяти мгновенно ожила картина недавнего ночного налета. Все повторялось смешно и глупо. То ли у моджахедов много лишних патронов, то ли они просто не понимают: такие диверсии им ничего не дадут.